Еще в студенческие годы просмотры документальных фильмов поразили нашу героиню настолько, что ей захотелось подробно заняться исследованием человека в кинематографе, несмотря на то, что изначально выбор пал на журфак. О новых открытиях в мире дока, о том, как приходят темы и герои будущих фильмов, почему так важна эмпатия и о многом другом, мы поговорили с режиссером документального кино, продюсером, программным директором Международного кинофестиваля «Докер», продюсером Фонда поддержки регионального кинематографа Настей Тарасовой.
– Настя, когда Вы впервые столкнулись с миром документалистики?
– По первому образованию я – журналист, окончила Уральский университет.На третьем курсе я попала в качестве волонтера на старейший фестиваль документального кино «Россия», который проходит в Екатеринбурге. Тогда я посмотрела несколько блоков документальных фильмов. Признаюсь, меня это все так поразило и увлекло, что мне захотелось заниматься исследованием человека, проблемами его бытия именно в кинематографе. В дальнейшем я не раз была участницей этого фестиваля, была членом жюри, несколько лет являлась членом отборочной комиссии. Поэтому с этим фестивалем у нас возник такой вот танец в судьбе.
– Вообще режиссер-документалист – это призвание?
– Да, ведь не зря документалистов называют врачевателями душ. Я думаю, что призвание касается не только профессии, но и интересов, творчества, развития личности и каждодневного пребывания во всем этом. Если ты вступил на режиссерский путь, то ты живешь с этим каждый день.
– Правда ли что документалисты, общаясь со своими героями, становятся еще и хорошими психологами?
– Да, есть в этом доля правды. Ведь документалист, с психологической точки зрения, рассматривает многие вещи и через свое мировоззрение. Познавая себя, он познает другого и наоборот. Нам часто приходится проживать и переживать альтернативные жизни. Когда мы проводим со своим героем длительное время - с теми ситуациями и переживаниями, с которыми он сталкивается, мы погружаемся в его жизнь. Именно это и дает нам масштабное понимание антропологии поведения человека. Есть такой термин «эмпатия» в психологии. И здесь необходимо понимать, что в классическом виде эмпатия ограничивается только тем, что ты понимаешь какие-то человеческие мотивировки (почему человек поступил так или иначе). Например, если режиссер снимает фильм про убийцу, то без эмпатии у него не получится его снять. Ты должен попытаться понять, почему твой герой так поступил. Если бы у Герца Франка не было эмпатии, то он бы не снял свой фильм «Высший суд. Киноматериалы» так, как он его снял.
– Настя, поделитесь, как к Вам приходили и приходят герои и темы будущих фильмов?
– Есть некий возникающий образ места, который можно вскрыть и увидеть драматургию… Я его еще называю «хронотоп». И потом ты уже ищешь себе героя, который бы помог тебе раскрыть ту или иную идею, которая возникла. Или наоборот режиссер встречает человека (героя), который носит в себе то, о чем ему хотелось бы рассказать при помощи киноязыка.
– Что важно не упустить режиссеру-документалисту на подготовительном этапе перед съемками?
– Важно не упустить тот первый образ, который возник, и полностью сформулировать для себя идею. Этот маячок будет тебя вести через все бури, потому что в доке все непредсказуемо. И, конечно, важно выстроить отношения с героем, с которым ты пускаешься в этот путь – вы должны понимать, зачем нужны друг другу. Если герой с режиссером изначально друг друга не поняли, то кино рушится. С героем нужно выстраивать отношения как в жизни с каждым человеком.
– Настя, когда Вы впервые столкнулись с миром документалистики?
– По первому образованию я – журналист, окончила Уральский университет.На третьем курсе я попала в качестве волонтера на старейший фестиваль документального кино «Россия», который проходит в Екатеринбурге. Тогда я посмотрела несколько блоков документальных фильмов. Признаюсь, меня это все так поразило и увлекло, что мне захотелось заниматься исследованием человека, проблемами его бытия именно в кинематографе. В дальнейшем я не раз была участницей этого фестиваля, была членом жюри, несколько лет являлась членом отборочной комиссии. Поэтому с этим фестивалем у нас возник такой вот танец в судьбе.
– Вообще режиссер-документалист – это призвание?
– Да, ведь не зря документалистов называют врачевателями душ. Я думаю, что призвание касается не только профессии, но и интересов, творчества, развития личности и каждодневного пребывания во всем этом. Если ты вступил на режиссерский путь, то ты живешь с этим каждый день.
– Правда ли что документалисты, общаясь со своими героями, становятся еще и хорошими психологами?
– Да, есть в этом доля правды. Ведь документалист, с психологической точки зрения, рассматривает многие вещи и через свое мировоззрение. Познавая себя, он познает другого и наоборот. Нам часто приходится проживать и переживать альтернативные жизни. Когда мы проводим со своим героем длительное время - с теми ситуациями и переживаниями, с которыми он сталкивается, мы погружаемся в его жизнь. Именно это и дает нам масштабное понимание антропологии поведения человека. Есть такой термин «эмпатия» в психологии. И здесь необходимо понимать, что в классическом виде эмпатия ограничивается только тем, что ты понимаешь какие-то человеческие мотивировки (почему человек поступил так или иначе). Например, если режиссер снимает фильм про убийцу, то без эмпатии у него не получится его снять. Ты должен попытаться понять, почему твой герой так поступил. Если бы у Герца Франка не было эмпатии, то он бы не снял свой фильм «Высший суд. Киноматериалы» так, как он его снял.
– Настя, поделитесь, как к Вам приходили и приходят герои и темы будущих фильмов?
– Есть некий возникающий образ места, который можно вскрыть и увидеть драматургию… Я его еще называю «хронотоп». И потом ты уже ищешь себе героя, который бы помог тебе раскрыть ту или иную идею, которая возникла. Или наоборот режиссер встречает человека (героя), который носит в себе то, о чем ему хотелось бы рассказать при помощи киноязыка.
– Что важно не упустить режиссеру-документалисту на подготовительном этапе перед съемками?
– Важно не упустить тот первый образ, который возник, и полностью сформулировать для себя идею. Этот маячок будет тебя вести через все бури, потому что в доке все непредсказуемо. И, конечно, важно выстроить отношения с героем, с которым ты пускаешься в этот путь – вы должны понимать, зачем нужны друг другу. Если герой с режиссером изначально друг друга не поняли, то кино рушится. С героем нужно выстраивать отношения как в жизни с каждым человеком.
– Как Вы стали программным директором кинофестиваля «Докер»?
– В 2011 году мы с Ириной Шаталовой и Игорем Морозовым открыли киноклуб «Докер». Тогда еще практически не существовало площадок для показа неигрового кино, в том числе и в Москве. Для нас было важно, чтобы зрители приходили в кинотеатр, приучались покупать билеты на документальное кино. В дальнейшем, когда стало все получаться, мы поняли, что нам стало тесновато оставаться в рамках киноклуба. Постепенно наши начинания переросли в масштабный международный кинофестиваль «Докер». Отмечу, что незримо Ирина была всегда главным организатором, а я больше отвечала за контент. Игорь отвечал за всю техническую часть, что было не менее важной задачей, ведь мы планировали вывести неигровое кино на большие экраны. С такими же ролями и обязанностями мы вошли и в кинофестиваль.
– Какие открытия в документальном кино Вы сделали за последний год?
– Я смотрю в год около 2000 фильмов со всего мира, поэтому делаю масштабные открытия. В последнее время меня по-хорошему удивляет итальянский неигровой кинематограф. Я считаю, что итальянцы сейчас единственные, кто говорят о своей боли и радости. То, что они делают, прекрасно повлияет на будущие поколения, которые смогут обращаться к опыту проживания иного жизненного периода. А настоящим открытием для меня стал китайский кинематограф, который активно развивается. Ведь ранее у них практически не было документального кино. Мы привыкли, что восточные люди всегда педалируют свои эмоции в игровом кино. Но сейчас китайцы, обратившись к европейской традиции неигрового кино, а именно к методу длительного наблюдения, открывают самих себя. И для меня это тоже открытие, потому что я не привыкла видеть их такими на экране. Таким образом, док и спасает мир, когда приходит понимание, что все мы на самом деле одинаковые в проявлении своих эмоций.
– Когда к Вам пришла идея фильма «Территория привязанности»? Сложно ли было съемочной группе входить в мир дикой природы?
– Я прочитала, что есть такие люди, которые спасают популяцию диких журавлей. Они из яиц выращивают журавлей и потом отпускают их в дикую природу. Здесь важно, чтобы при росте рядом с человеком – они не привязывались к нему. Меня заинтересовал психологический аспект привязанности, вопрос границ между двумя экосистемами. Я поделилась идеей со сценаристом Романом, и мы начали искать собирательный образ. В процессе изучения темы выяснилось, что и у других животных есть люди, которые вырабатывают такие методы, чтобы при спасении диких животных, они к ним не привязывались. Мы написали сценарные заявки и объединили их в один фильм, в который вошли 4 истории.
Конечно, ты как документалист должен пользоваться врачебным термином «не навреди». К нам пришло понимание, что привычным способом мы снимать не сможем… Ведь здесь важно было не навредить именно животным. Могу сказать, что это был опыт дистанционного приспособления, но в тоже время кино должно было приблизиться к объекту максимально близко. В большинстве случаев нам приходилось это осуществлять различными техническими средствами. Также мы использовали фотоловушки с изображением 4К.
– Да, понимаю… С техническим прогрессом и сами ученые ушли далеко вперед, не нарушая экосистему дикой природы…
– Да! Если раньше орнитологи ходили пешком по болотам и выискивали, снесли ли журавли яйца (при этом они губили свое здоровье, нарушая экосистему и болот, и журавлей), то сейчас они используют дроны и коптеры дальнего полёта с высококачественной съемкой. Коптер птицей воспринимается больше как хищник, к которому они привыкли, а не как человек, который нарушил их покой.
– Что для Вас значит быть частью команды Фонда поддержки регионального кинематографа? И насколько важно само появление такой организации в мире дока?
– Я с огромным интересом согласилась стать продюсером Фонда. На мой взгляд, у этой организации много разных миссий. ФПРК совсем не похож на все остальные Фонды, потому что он занимается еще и образовательной программой (драматургические курсы, монтажные лаборатории и т.д.). Наша команда поддерживает миссию поиска новых талантов. Если говорить глобально, ФПРК выполняет еще и миссию исследователя. Фонду выпала возможность понять, насколько у нас снимающая док страна, насколько она способна выражать то, что видит вокруг себя посредством киноязыка. Если оглянуться на опыт Советского Союза - у нас была очень снимающая страна. Документальное кино в классическом понимании никогда не умирало и всегда развивалось. Также оно очень сильно выстрелило и в 80-е годы.Даже в 90-е оно не умирало, несмотря на то, что страна жила бедно и в кризисе. Документалистика жила на тех студиях, которые были по всему Союзу: Волжская, Уральская, Дальневосточная, Сибирская, Северо-Кавказская киностудии хроники. Они работали все время, выпустив прекрасные фильмы в эти непростые годы. Постепенно киностудий не стало, но та атмосфера кинематографической среды где-то осталась. А в других местах она наоборот зародилась, как, например, в Перми сейчас. Спасибо за это кинофестивалю «Флаэртиана».
– Я думаю, что ФПРК выполняет еще и просветительскую миссию, рассказывая, как живут и чем дышат люди в самых отдаленных уголках нашей страны…
– Да, ведь каждому важно показать свою самобытность… Страна у нас большая и нам необходимо обмениваться собственными переживаниями, бедами, радостями, проблемами…XXI век – век информации. И своим потомкам мы можем оставить только эту информационную помойку, в которой они вряд ли захотят копаться. Они, скорее, будут опираться именно на неигровое кино: как тогда жил человек, что делал, какие реакции испытывал, на что смотрел и как… Это понимание будущим поколениям сможет дать только документальное кино.
– Поделитесь, какую роль в Вашей жизни играет музыка?
– Музыка – это эмоция. В моей жизни она играет вспомогательную роль. Она очень близка к кино, потому что кино – искусство синтеза. Понимание музыкального темпоритма очень помогает мне в монтаже. Я не так давно начала писать музыку. Мой первый опыт – это написание музыки к фильму «Территория привязанности». Мне стало интересно через музыку самовыражаться, развиваться и понимать какие-то законы психологических манипуляций. А еще я начала заниматься вокалом и планирую в ближайшем будущем выпустить альбом со своими песнями.
Неважно, хорошо тебе или плохо, на помощь всегда приходит музыка. Китайцы не зря так много поют в караоке - они зажаты на эмоции по природе, а здесь они могут выразить то, что в их культуре выражать непринято.
Из архива ФПРК.
Фото Марии Козловой.
Материал подготовила Наталья Тонких.